Новости Северодвинска и Архангельской области

Блог Михаила Попова

Об авторе:
Прозаик, публицист. Родословная: Онега-матушка да Дон-батюшка. Начало трудовой биографии - предприятие «Звёздочка». Работал в заполярной геологоразведке, был профессиональным рыбаком, служил в армии... По образованию журналист. Из совокупности всего этого - характер, жизненная позиция и вектор творчества.
  • Выражение, принадлежащее М. В. Ломоносову, – суть Божьего мироустройства и человеческого идеала.

    Начавши свой поэтический взлёт с героической песни «На взятие Хотина»(1739г.), Михайла Васильевич уже в этой оде обратился к долгожданному миру, к покою, дарующему радость труда, любви и созидания. «Безбедно едет в путь купец», и корабельщик отправляется по синю морю, и «пастух стада гоняет в луг // И лесом без боязни ходит».

    Увы! Недолго длится торжество победы и счастье мира. Сепаратный Белградский мир меж Священной Римской империей и Турцией сводит на нет все русские жертвы. Османской Порте возвращены и Очаков, и Яссы, и Ставучаны, и Хотин, где русские витязи покрыли себя бессмертной славой. Сохранён за Россией Азов, но он без укреплений, а заводить на Чёрном (Русском) море военный и торговый флот России по-прежнему запрещено.

    Это не первое и далеко не последнее разочарование от вероломства Запада, которое терзает сердце патриота. На любом повороте мировой истории полно предательств и измен, в том числе и вчерашних союзников. Ломоносов, изучающий историю Отечества, ведает о том, как никто другой. И всё-таки горько испытывать коварство после доставшейся огромной кровью победы!
    В той славной героической песне пиит поминает недавние распри на ближних западных землях:

    Где Вислы ток, где славный Рен,
    Мечем противник где смирен,
    Извергли дух сердца кичливы.

    В следующем после Хотина году Россия заключает оборонительный союз с Пруссией – «мир на веки». Однако проходит не так много лет – в 1756 году вспыхивает война, в которую втягивается пол-Европы. Россия, Австрия, Франция, Швеция заключают союз, пытаясь приструнить зарвавшегося прусского короля Фридриха II. Семь лет длится эта кровопролитная бойня. Больше всего тягот несёт, как едва ли не всегда, Россия.

    Новый поворот истории – на русский престол восходит Пётр III, апологет прусского духа, и с Пруссией, которая близка к поражению, опять заключается «вечный мир». При этом все русские завоевания отдаются обратно без всяких контрибуций. Больше того, теперь русские, согласно междворцовому соглашению, обязаны проливать кровь за пруссаков.

    Как тут не опечалиться верному сыну Отечества! Тысячи погибших, тысячи увечных, в том числе по причинам плохого вооружения , посредственной воинской выучки, неумелого командования. Обезлюдевшие волости, повсюду голод, плач, нищета... Разве случайно, что в разгар войны (1761 год) Ломоносов пишет трактат «О сохранении и размножении российского народа». Речь идёт о здоровье детей, которые станут взрослыми и пойдут в солдаты, о правильном патриотическом воспитании юношества. А тезисы трактата заканчиваются характерной главой, её номер 8, «О сохранении военного искусства во время долговременного мира».

    Хочешь мира – готовься к войне. Старая, проверенная временем истина. Россия терпела поражения тогда, когда долго благодушествовала, почивая на лаврах предшествующих викторий и забывая об обороне, либо когда реформы армии и флота поручала коварникам из «пятой колонны», которые во все времена, как шершни, вились при дворе. Примеры тому – кровавые узлы на русской памяти: Крымская война, война с Японией в начале ХХ века   да и  Первая мировая, когда через полгода – меньше стало не хватать снарядов…
                                             
    В советские поры оборону страны понуждало, как никогда, крепить враждебное окружение. 

    К будущей войне готовились с пионеров. Но по-настоящему «обороны стальной» создать так и не успели: сказывались недостаток профессионалов и материальных ресурсов, страну раздирали внутренние политические распри, которые разжигала «пятая колонна». Это наглядно показала Финская кампания и особенно первые месяцы Великой Отечественной войны, когда фронт докатился до Москвы...

    Послевоенная советская доктрина была нацелена на наращивание стратегического ядерного щита. К этому подталкивала всеобщая гонка вооружений. Качество у нас порой компенсировалось количеством, хотя производилось немало и отличного оружия, начиная от стрелкового, кончая баллистическими ракетами, которые, к слову сказать, нынче – наша единственная надёжа.

    Была ли тогда, в послевоенные десятилетия, «возлюбленная тишина»? Была! При всех проблемах, периодических конфликтах на границах, политической догматике, которая отнимала силу и энергетику народа. Была! И это могут подтвердить те, кто пережил 41-й год, – и фронтовики, и труженики тыла, и дети, опалённые войной. Мы прожили 40 лет созидательного покоя. За эти десятилетия народ создал основу того, над чем сейчас глумится «пятая колонна», дорвавшаяся до власти, называя всё советское «совком» и при этом пользуясь плодами этого созидания.

    А нынче? Когда рухнул «железный занавес», когда всё нараспашку, когда элитка обольщается западными посулами, как та Гюльчатай («Господин назвал меня любимой женой!..»), – ощущаем ли мы, народ, себя в безопасности? есть ли у нас уверенность в завтрашнем мирном дне? Верим ли мы в крепость нашей обороны? Молодняк на это, наверное, не ответит. Одним не с чем сравнивать, другим «всё пофиг!». Но люди зрелые, имею в виду не только возраст, скорбно покачают головой: нет! такой уверенности давно уже нет! И в доказательство начнут загибать пальцы.

    У нас почти не осталось полнокомплектных сухопутных частей. Встретить даже в областном центре (в том же Архангельске) солдата – теперь редкость. Некомплектность и как следствие – небоеготовность наглядно показал конфликт с Грузией. Руководство страны – а это люди по большей части невоенные, в том числе министр обороны, – сделали ставку на контрактную армию. Военные с большими звёздами на погонах хватались за голову: затея с наёмниками в России – дело бесперспективное, если не авантюрное. Так оно и вышло. Видя головотяпство или преднамеренный развал военной структуры, из армии увольняются последние опытные кадры. Что касается срочного призыва, к которому вынуждены вернуться реформаторы, то и здесь полный провал. От армии «косят» 200 тысяч молодых людей (информация по прошлому году). Тотальное дезертирство!

    Флот российский, особенно подводный, раздербанен. До сих пор, хотя прошло полтора десятка лет, помню глаза северодвинского мужика – «варилы» и резчика -,которому предстояло резать новенькую, что называется с иголочки, подлодку: в них читалось  презрение к временщикам, поставленных «на царство» «пятой колонной», а ещё – угрюмое отчаяние.  Целый флот ушёл под нож «ласкового» Дяди Сэма, который, говорят, щедро расплатился за эту директивную Цусиму со своими – из той же «пятой колонны» – приспешниками.

    Военной авиации у нас, по сути, нет. Один стратегический бомбардировщик и два Су-34 – вот всё, что получили наши лётчики за семь(!) послеельцынских лет (Новые Известия. 27.08.08. Свежих данных не знаю. Сведения в Интернете противоречивые – повторять не стану. Да и что цифирь, коли над тобой пустое небо – одни чайки да стрижи! Недавно глянул: с запада на восток – белым по синему – росчерк высотника. Надо же –  ещё летают! И тут же осёк себя: а свои ли? 
     
    Загибает пальцы патриот – и тут проруха, и там – и сжимаются пальцы в кулак: и это государство?! и это держава?! А и впрямь! О какой державной обороне может идти речь, если разрушен военно-промышленный комплекс, в частности, токарям оборонки по 60 лет, а смены нет! О какой боевой мощи можно говорить, если ракета «Булава», на которую сделало ставку правительство, поручив её разработку... непрофильному НИИ, раз за разом терпит крах! О какой обороне может идти речь, если, как ёлочные игрушки, с неба валятся военные спутники, а на земле, как фейерверки, то и дело взрываются склады с боеприпасами! О какой обороне можно говорить, если замена баллистических ракет не поспевает за старением ядерного щита! «Коротка кольчужка-а-а!»

    Руководство РФ строит планы модернизации ВПК до 2020–2025 годов, благоговейно артикулируя цифры грядущих военных расходов. Оно бы и утешало, если бы находилось в системе. Но сколько мы уже слышали всевозможных обещаний!

    Старый солдат, который пережил 41-й год, скорее всего, не доживёт до тех лет и не сможет спросить за оборонные посулы. Сможет ли спросить его внук?  Ведь при нынешней российской действительности – тотальной коррупции, предательстве государственных и национальных интересов – неизвестно где будет наша бедная Родина. Не завершат ли «западные партнёры» её окончательное «упорядочение»,как зачистили Югославию, Ирак, а недавно расправились с Ливией? Не раздербанят ли Россию при нашем попустительстве на 80 суверенных  республичек, как  сулит махровый русофоб Збиг Бзежинский?
    Государство нынешнее напоминает миллионщика Лопахина, который завладел вишнёвым садом и рубит всё направо и налево, намереваясь возвести на освобождаемой территории дачи, сиречь доходные дома.  Ему ни до народа, ни до его здоровья, самочувствия, ни до его безопасности. Народ как тот старый Фирс, забытый в заколоченном доме.

    А дальше что?

    «А дальше – тишина...» Но не «возлюбленная». И это уже совсем другая пьеса.

    Михаил ПОПОВ 

    21.06.2012     Просмотров: 3109     Комментариев: 0
    +  -


  • Зачем я допытывался?
    Зачем бередил память старого солдата?
    Зачем донимал своими расспросами 
    усталое сердце?
    До сих пор, хотя прошло немало времени,
    испытываю стыд и досаду.
    Но... 
    По моему разумению, 
    любой владеющий пером 
    обязан запечатлеть образ своего времени, 
    уберечь от беспамятства 
    самую малую каплю человеческого опыта, 
    тем более – опыта драматического, 
    опыта, обретённого на погибельном краю. 
    Такие капли образуют 
    свод памяти поколения 
    и в конце концов 
    вливаются в полноводную реку, 
    которую представляет собой 
    летопись народного бытия. 
    Ведь, по большому счёту, 
    наше тихое призвание 
    наследуется от Нестора, 
    от безымянного автора «Слова о полку...» 
    А стало быть, посыл у нас прежний: 
    «Не пора ли нам, братие, 
    начати заветными словами?..»



    Будучи в Савинске, я перелистывал учётные карточки ветеранов войны и наткнулся на такую запись:
    «В начале сентября 1941 года шли упорные бои в районе дороги Коростень–Киев. Наш Воронежский полк вёл наступательные операции по обеспечению отхода главных сил 5-й армии. За это время мне со своим взводом пришлось участвовать четыре раза в рукопашных схватках, а 22 сентября в штыковую атаку пошли из-за отсутствия патронов...»

    С фотографии, по всему видать переснятой с фронтовой, смотрел человек, напоминающий раннего Маяковского: помните строчку – «иду красивый, двадцатидвухлетний». На погонах блестели четыре капитанские звёздочки. На правой стороне гимнастёрки сверкали гвардейский значок, орден Отечественной войны и орден Красной Звезды. А на обороте было написано – Субботин Алексей Петрович.

    Был я в Савинске всего сутки. Встретиться с Алексеем Петровичем не довелось. Однако ему передали мою просьбу, и вскоре у нас завязалась переписка.

    «Война застала меня в Тамбовском пехотном училище. В конце июля 1941 года нас досрочно выпустили, присвоили звание лейтенанта и направили во вновь формируемый Воронежский коммунистический добровольческий полк. Полк готовился недолго. Уже в первых числах августа мы погрузились в эшелон. Винтовки и патроны получили не на всех. У меня во взводе на 44 человека было 30 винтовок СВТ, по 60 патронов на каждую, 8 стеклянных фляг с бензином, по две гранаты РГД на каждого и по одной малой сапёрной лопате. Сказали, что остальные винтовки получим на передовой.

    Большинство моих бойцов не служили в армии. Были они разных возрастов: от 17 до 
    45 лет, но все настроены бодро и уверенно. Меня приняли доброжелательно, даже подбадривали: “Ничего, что молодой, лейтенант, мы не подведём, командуй нами”. Пока ехали до фронта, изучали правила обращения с гранатами, флягами с бензином и винтовками.

    Командир нашей роты, бывалый солдат, воевал в Чапаевской дивизии, был пулемётчиком на тачанке. Его призвали из запаса в звании старшего лейтенанта, фамилия Казаков, лет сорока пяти, с седыми висками и усами, среднего роста. Мало было времени узнать его ближе   – в то время он являлся для меня большим начальником.

    По штату нам во взводе было положено иметь четырёх бойцов-санитаров. Ими стали девушки-добровольцы из Воронежа. Одну из них звали Маша, её я запомнил по следующим событиям.
    Высадились мы из эшелона на станции Тростянец и сразу же пошли в направлении города Лебедин на пополнение в Пятую армию. 5 или 6 августа шли ускоренным маршем. На правом берегу какой-то реки дали нам отдохнуть одну ночь. А потом спешным порядком, делая по 80–100 км в сутки, мы двигались по направлению на Ромны, Прилуки, Бобровица к городу Остер, где сосредотачивался наш полк».

    В тех местах, где для Алексея Петровича началась война, я бывал. Козелец, Бобровицы, Остер... Места просторные, немного холмистые и перемежаются перелесками. Но главная примета этого уголка Отечества, конечно, история. Они памятны по «Слову о полку Игореве», по татаро-монгольскому нашествию...

    «Ночью числа 7 или 8 августа нас подняли по тревоге. Двинулись в направлении юго-запада, где, по словам комроты, немцы форсировали Днепр и закрепились на левом берегу. В бой вступили с ходу...»
    Перечитывая письма Алексея Петровича, я пытался представить эту первую для него схватку. Ему ещё нет девятнадцати. На нём новенькая форма. Ярко-красные петлицы с золотой окантовкой, два малиновых кубаря, нарукавные нашивки с золотой каймой, офицерский ремень с портупеей, на поясе кобура с наганом. Всё это блестит, сверкает. Прямо хоть на парад или на офицерский бал. Но впереди – не бал. Впереди – бой. И он, весь такой яркий и блестящий, – отличная мишень для снайперов.

    Как было не понять горечь фронтовика, который на себе испытал подобные довоенные просчёты! Зарубки эти остались на всю жизнь. Какой крови стоила та же непригодная для боя офицерская форма! А отсутствие полевых карт в первоначальный период войны! А полупустые подсумки! А 30 винтовок на 44 человека, как в той первой атаке!

    «Я как комвзвода доводил обстановку, полученную от командира роты... Команды вначале были: “Колоннами, по отделениям, дистанция 50 метров, вперёд!” Потом: “Взвод, цепью, дистанция 3 метра, вперёд!..”»

    В сумраке противника было не разглядеть, зато каждый из бойцов ясно различал вспышки. Издалека встречный огонь был не опасен, но чем дальше цепь шла вперёд, тем яростней становилась огневая завеса.
    «...Неожиданно как-то стали падать рядом бегущие бойцы, сражённые пулями и осколками от вражеского обстрела. Страха не было, а было какое-то удивление: неужели так мгновенно падают мёртвыми!
    Стараясь не выдать своего волнения, я стремился быть впереди, но меня всё время опережали свои солдаты. Вот это стремление быть на виду как-то отбрасывало страх, а о том, что могут убить, даже и не мелькало».

    Взводный бежал, взмахивая призывно наганом, однако не стрелял. Издалека стрелять не имело смысла. А когда они достигли вражеских позиций, когда увидели наконец немцев, у него не поднялась рука.
    «Я бежал с револьвером, но в сознании ни разу не возникла мысль выстрелить из него в живого человека. Так и не выстрелил ни разу. Может быть, не было возможности, но я не могу до сих пор понять, почему не стрелял, цель-то была не одна, а много. Но не выстрелил».

    Наука ненависти, вспоминают старые солдаты, давалась не сразу, тем более юношам, вчерашним мальцам. Так было и у Алексея Субботина. В первом бою его стремил вперёд приказ, а ещё любопытство, «загадочный интерес к живым немцам». Ему, как и его молодым бойцам, хотелось знать, «какие они из себя, потому смотрели на них как на что-то неземное, удивлённо».

    Что делать! Такова природа человека, тем более русского. Любопытство – наша корневая черта. И на войне она, естественно, не утратилась. Даже первые потери не вызвали того святого огня, который зовётся ненавистью, она вспыхнула после. Но уже пришёл первый опыт. В конце боя лейтенант Субботин подобрал винтовку – она выпала из рук убитого бойца, а с другого снял три нерастраченных подсумка. 
    С одним «наганом», понял лейтенант, воевать не с руки.

    А военный вал всё накатывал и накатывал. Воронежский полк, сам того не заметив, попал в окружение. Кольцо было плотным. Красноармейцы всё время натыкались на мотопехоту или танковые соединения немцев. Но паники, отмечает Алексей Петрович, не было. «Не верилось,   – писал он, – что мы так слабы, думалось, что это случайность, что только на нашем участке так много пехоты противника, авиации, танков и артиллерии. Думалось всем, не только мне, что вот подойдут резервы и фронт выправится. А страха не было».

    Читая письма, я силился представить тогдашнюю обстановку. Тёмные августовские ночи. Пожарища по всему горизонту. Рёв вражеских танков и бронетранспортёров. Треск мотоциклов. Рваный свет фар. Чужая отрывистая речь. Даже это может внести смятение. А тут стрельба, артиллерийская канонада, бомбёжки. Неужели не охватывало отчаяние?

    «Нет, – повторял Алексей Петрович в другом письме. – Не могу сейчас сказать, что думали мои солдаты, но я не заметил страха в их глазах, это ведь сразу видно. – И, словно сделав паузу, пояснял: – Я по последующим боям сравниваю. Под Сталинградом видел страх не только у солдат, но и у офицеров, причём приличного звания. А в тех первых боях я страха не замечал».
    Положение меж тем ухудшилось. Чтобы выяснить подробности, разобраться, кто их соседи и есть ли у них связь со штабами, командир полка направил лейтенанта Субботина в поиск. Для этой цели он вручил ему трофейную карту и передал повод своего коня. Конь был под казацким седлом. Не конь – мечта! Такой мог быть у Алексея Субботина, если бы в 40-м году его приняли в кавалерийское училище. Но тогда ему ещё не исполнилось положенных восемнадцати.

    Алексей Петрович хорошо помнил тот день, когда выехал в разведку. Это было 25 августа. На подходе к Бобровицам его, одинокого всадника, атаковал немецкий самолёт. Лётчик фашистского «мессершмитта» гонялся за ним до тех пор, пока не выпустил все патроны, а напоследок сбросил бомбу. Взрывной волной лейтенанта контузило и отбросило в сторону, а конь – несбывшаяся его мечта – пал в дорожную пыль с раздроблённой головой.

    Смерть шагала по пятам. К середине сентября от Воронежского полка, в котором насчитывалось 3500 человек, осталось 600–700 штыков, а во взводе Субботина из 44 – 14, меньше трети состава.
    Потери были огромны. Но с каждой потерей, с каждым павшим бойцом росла ярость живых. И уже не любопытство охватывало солдат при встрече с теми, кто нёс смерть, кто был её злым олицетворением, а жажда мести.

    «Немцы мне в первой рукопашной запомнились как неживые, не похожие на людей существа, одетые в серые с синевой шинели, в каски, резко отличающиеся по форме и цвету от наших. Запомнилось какое-то звериное их рычание (может, что-то по-немецки они кричали), но мне казалось, что они рычат».
    Понять, как это было, хоть на миг проникнуться тем, что испытал Алексей Петрович, побуждало меня спрашивать, и я, может быть, с долей жестокости всё бередил и бередил его память.

    «Вы спрашиваете, какие в это время я давал команды. Да никаких. Без команды, своим нутром бойцы чуяли, что надо делать. Слышались выкрики, стоны, ругань на того, кто замешкался с одним немцем, которого он продолжал колоть штыком, хотя тот уже был мёртв... Зло брало из-за того, что у нас были только винтовки, а у большинства немцев – автоматы. Они из них поливали огнём, не целясь, в упор, очередями. Только и можно было его заколоть, когда он меняет магазин».

    Сколько в той атаке полегло бойцов сейчас, верно, не узнать. Но уцелевших там, думаю, не было. Если не задела пуля или не зацепил штык, то душу в этой первой рукопашной исполосовало каждому. «После боя было так не по себе, что все избегали смотреть друг другу в глаза, такое первое было состояние и стыд за эту страшную драку. Глаза у всех были дикие, злые... А потом навалился страх, запоздалый страх, точно после тяжёлого сна».

    Я пытался представить 17-летнего мальца  – одного из тех, что были во взводе Субботина. Мог ли такой уцелеть после рукопашной? 

    И, если уцелел, каким он вышел из боя? Ведь даже и более зрелые люди не выдерживали такого. Один пожилой солдат, вспоминал Алексей Петрович (при этом добавлял – 35–40 лет, видя его, очевидно, теми, молодыми глазами), вытирал о траву ржавый от крови штык, и его стало выворачивать... Так корёжила людей война. Да что после боя! Прошло полвека, а Алексей Петрович всё никак не мог забыть тех мгновений. Обжигали, точно горячие осколки. Фигуры бегущих навстречу фашистов... Злобные лица из-под глухих касок... И острые, колючие вспышки ближнего огня... «Бывали бои и встречи с немцами и после, даже пострашнее, но эти первые меня преследуют во сне до сих пор».

    Почему мерещились старому солдату глаза врага? Почему они преследовали всю жизнь? Почему донимали усталое сердце? Да потому, видно, что достались этому сердцу нечеловеческие испытания. Ведь юношеская душа, самой Природой настроенная на любовь, не может без боли оплавиться ненавистью.
    В четвёртую рукопашную лейтенант Субботин повёл своих бойцов, когда кончились патроны. Было это у реки Псёл, возле городка с красивым названием Лебедин. Стоял сентябрь – пора лебединого отлёта.

    «Я только запомнил, что заколол немца в грудь, но он, уже падая, в упор выпустил в меня очередь из автомата. Боли я не почувствовал, только помню, что правая сторона всего тела как бы пропала и вместо шага вперёд я повалился, не сознавая, что произошло. Потом появилась жгучая боль, она связала всё тело, и я потерял сознание».

    Атаковавшие, преследуя врага, ушли вперёд. Субботина посчитали убитым, и он остался лежать на поле боя. Так бы, верно, и утекла его жизнь вместе с остатками крови. Но тут, по счастью, появились санитарки. Одна из них - та самая Маша – склонилась над юным лейтенантом и услышала, как слабо-слабо стучит его сердце.

    Потом был госпиталь. Долгие недели на больничной койке. Бред, беспамятство, запах камфары, гнойные коросты бинтов, стоны и кровавая пена на губах совсем молодых ребят – его ровесников. И вот там, в этой госпитальной палате, на последнем рубеже между жизнью и смертью, сердце Алексея Субботина окровавилось ненавистью. Почему эти нелюди ворвались в нашу страну? За что они терзают наших людей? За что ему, едва начавшему жить, выпали такие страдания?

    Святая ненависть! Ненависть, способная воскресить из мёртвых! Она звала его в бой, она торопила его на передний край, чтобы своими руками душить фашистскую гадину. И он поднялся.
    Уже 7 ноября лейтенант Субботин прибыл в распоряжение командования Юго-Западного фронта. Командующий фронтом легендарный С. М. Будённый предложил ему остаться при штабе. Мечта в образе коня вновь подставила Алексею своё стремя. Но Субботин отказался. Он рвался на передний край и вскоре был назначен командиром взвода автоматчиков.

    Его ждали новые испытания. Война только разгоралась. До Победного 45-го было ещё далеко. Но науку ненависти – главную движущую силу войны – Алексей Субботин уже по-
    стиг. Уроки лета и осени 41-го года запали в его душу навеки.

    Михаил ПОПОВ

    19.06.2012     Просмотров: 2593     Комментариев: 0
    +  -

Возрастное ограничение











Правозащита
Совет депутатов Северодвинска

Красноярский рабочий