Девочка из Сталинграда

Деревня Таборы. Поворот направо, к озеру. Куда дальше, не знаем. Но Мария Егоровна обещала на пригорке встретить, с газетой в руках. Чтобы мы не спутали и мимо не проскочили. Просто так с газетой дачники не ходят.

Домик на изгибе узкой улицы, возле колодца. Тихо здесь в будний вечер, хорошо. Только электричества нет. Но за столом возле окна ещё долго будет светло. 

А на столе картошка в мундире рассыпчатая, с огорода, блины «для разговору», чай с колхозным молоком. «Или кофе?» - хлопочет хозяйка.

Северянкой Мария Егоровна стала лет в семь. Завербовалась её мама на Бакарицу с тёплой, но не ласковой родины, из Мичуринска.

А в Мичуринск они попали из Сталинграда в самом страшном для него военном году.

Родители Душины работали на заводе «Баррикады». Папу с заводом на Урал отправили в начале войны. Мама осталась. Куда ей со старшими Раей, Вовой и Геночкой, которые мал мала меньше, и совсем крохой Машей. «Я в 41-м году родилась, 26 ноября, сразу в войну». Была ещё старшая дочка Галя, но она жила у бабушки в то время.

Баррикадный район Сталинграда фашисты заняли. Они на одной стороне улицы, наши – на другой, боям нет счёта. Мама, когда в «Семнадцати мгновениях весны» шла сцена про радистку Кэт с детьми в колодце, каждый раз вспоминала: так же прятала своих при перестрелках. А сверху – дождь из пуль и трупы...

Их заводской дом был трёхэтажным, пока в него не попал снаряд. Остался один этаж и подвал, который маме, Татьяне Алексеевне, фашисты велели убирать. А жить разрешили семье под лестницей. И чтобы тихо там!

- Они не любили, когда дети плачут, могли застрелить. А мы голодные, старшим хоть объяснить что-то можно, сказку рассказать. А мне мама нажуёт, что есть, и - в тряпочку, чтобы рот заткнуть. И Геночку прятала. Инвалидов фашисты тоже не любили.

Брат Геночка, шустрым он был, упал однажды с высоты на спину и по-хорошему ходить уже не мог.

Перед победным наступлением советских войск фашисты гнали местных жителей из города. Кто переживёт голод и бомбёжки, пригодится в Германии. Чудом Душины перебрались через реку, рядом лодки с люди тонули, а в них ни одна пуля не попала. Команда на машины грузится. Мама Рае помогла залезть, Вову подсадила, Геночку успела подать. И тут тронулась машина и поехала. Что немцу до истошного вопля русской бабы с ребёнком на руках?

Через две страшные ночи нашлись все. И, во время бомбёжки сбежав от фашистов, дальше шли уже свободными несчастниками. Много беженцев было той холодной осенью. Кто-то просто шёл подальше от войны. А мама детей к своей маме вела в Мичуринск. Геночку на руках несла. Пятилетний Вова сам топал. Маша к семилетней Рае была привязана пелёнкой.

- Шли и шли. Мама рассказывала, что по дороге некоторые женщины рожали. А одна бросила своего новорождённого. И с ума после этого сошла.

- Некоторых по дороге брали на постой. А нас никто не брал, - рассказывает Мария Егоровна. - Но один мужчина сжалился. Жили мы у него. И знаете… Никому об этом не рассказывала, вам первым. Мама непроизвольно воровать нас учила. Мужчина этот доверял Рае своих кур щупать. «Ты скажи ему, что курочки семь яиц снесли, а не восемь. Оставшееся выпей сразу», - учила мама. И по капельке молока от хозяйской коровы подливала в чугунок с запаренным зерном. «Откуда молоко?» - заглянет в чугун хозяин. «Есть добрые люди».

- Я бы тоже так сделала, - протестую против «воровства». – С голодными детьми не поделиться – это грех.

- А я плачу всегда, вспоминая.

И в дорогу взять было нечего, когда поехали на поездах дальше в Мичуринск. На одной станции мама калоши свои на каравай хлеба выменяла. А он не ломается – под коркой глина запечена. Но добрых людей в любое время больше. Один такой человек подсказал Вову с Геночкой к воинскому эшелону послать. С шапками, полными сухарей, вернулись. А другой солдат свою буханку хлеба из вещмешка достал, разрезал пополам и строго приказал матери: «Половину детям подели, а вторую сама съешь. Что с ними будет, если помрешь?» 

- Всего 28 лет маме тогда было. А на послевоенной фотографии она старуха старухой.

Добрались. «Здравствуйте!» - зашла мама в отчий дом. Оглянулась на голос хозяйка Акулина Сергеевна: «Ой, милая, самим есть нечего, не то что нищим подавать». И упала, услышав: «Мама, это же я». Им сказали, что снарядом в Сталинграде всех Душиных убило.

К папиной маме, она жила недалеко, не от хорошей жизни перебрались. Там не слаще, но работа была. Сначала мама на скотном дворе дежурила по ночам. Одна доярка её жалела – недодаивала корову. С бутылочку маленькую оставляла молока. Когда зерна горсть ребёнку в шапку получалось кинуть. На маслобойку перешла, Маша ей к обеду носила миску с пустой картошкой. А мама незаметно масла растительного в неё нальёт, ложку, не больше, и отправит обратно. 

Уже взрослые дети спрашивали её: зачем из тепла на Север завербовалась? От греха подальше, отвечала, иначе посадили бы за ту ложку или горсть.

- На Бакарице мама грузчицей устроилась. Тяжёлая работа.

- А отец?

- С Урала его забрали на фронт. Последнее письмо было от 5 или 6 мая 1945 года: «Добиваем врага в его логове».

Уже на Бакарицу пришла похоронка. А где могила Егора Матвеевича Душина, так и не смогли узнать.

Зимой Вова с Раей в одних валенках по очереди в школу бегали. А Машу мама первое время в садик на руках носила. Такую большую – в ноябре семь лет исполнилось – заворачивала в одеяло и несла. 

- Потом кто-то что-то из обуви дал. И меня в садике стали брать на прогулку.

Пенсию за отца мама посылала в Ленинград, где в институте на учительницу училась Рая. Галя окончила Архангельский пединститут. 

И Мария Егоровна педагог, дошкольный, сначала окончила училище, потом Герценовский институт. 

- Брат Вова на третьем курсе АЛТИ остановился, работал на Севмаше.

- А Геночка?

- Он умер семи лет. Когда у бабушки жили, мы с ним и мамой спали на одной кровати. Я в серединке. «Дай я с мамой лягу», - попросил однажды Геночка. Я не дала. А он этой ночью умер… 

В Северодвинск Марию Егоровну привёз первый муж. Работала воспитателем, заведующей 36-м, 74-м садиками. Потом инспектировала все пятнадцать, что были в ведомстве стройки. Когда развалилась система, опять заведующей стала. Теперь на месте её «Незнайки» - ГИБДД.

У Марии Егоровны две дочки, четверо внуков, трое правнуков. С Николаем Павловичем Бессоновым второй брак. Овдовев, по квартирному вопросу, насчёт размена, позвонила однажды незнакомому мужчине.

«Меняться не хочу, а видеть вас желаю», - ответил он тоже незнакомой женщине. Через два года стали жить вместе. Николай Павлович ветеран НИПТБ «Онега», инженер-технолог. «Ваш муж энциклопедия судостроения, - говорили хозяйке его коллеги, - среди ночи разбуди, каждую гаечку, винтик назовёт».

А для Марии Егоровны дети не были винтиками. Мальчишке, нарисовавшему на открытом занятии чудо-дерево не по Чуковскому, а с Бабой Ягой, вооружённой кинжалом, могла сказать: это настоящее чудо, ты лучший. 

С мальчишками, говорит Мария Егоровна, всегда везло, в каждой её группе их было больше.

- На прогулке я генштаб, а они пограничники или перебежчики. Линию мелом нарисую – граница. Мне хорошо, всех поймают, на веранду приведут.

…Картошка остывает, чай тоже. Но жалко тратить время на угощение. И прощаться не хочется, хотя сами спешим. У калитки подбираю слова, чтобы сказать, какая жизнь, какие люди… «Неунывающие мы», - подсказывает Мария Егоровна. И сама удивляется, что сегодня получилось не заплакать, вспоминая.

Ольга ЛАРИОНОВА

Газета "Вечерний Северодвинск", 34-2018