Фото goodfon.ru
Моя бабушка любила повторять латышскую пословицу, которая дословно переводится, как «чужой кусок тело ест». Растолковывала она мне её просто: не приведи Бог присвоить что-то чужое даже по недомыслию. А уж из зависти, жадности или мести совершить подобное - равносильно убийству не только себя, но и своего будущего потомства на многие поколения.
Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь в её правоте. Думаю, почти у каждого найдутся такие примеры, когда люди, вырвавшие обманным или преступным путём жирный куш, и какое-то время благоденствовавшие, заканчивают жизнь несчастливо.
Шальные деньги
Семья Селивановых переехала в наш большой целинный совхоз из соседнего Казахстана. Семья, как семья, - мать, отец, трое детей. Разве только отличались от других непривычной для зажиточного села бедностью. Привезли самодельную, крашеную половой краской, мебелишку и пару ящиков с домашним скарбом. И это в семидесятых благополучных годах теперь уже прошлого века. Удивлённые соседи помогли втащить имущество в выделенную семье половину дома, посудачили и разошлись.
Младшие ребятишки пошли в школу, старшую дочь определили ученицей в швейный цех, а родители устроились на работу. В совхозе семью жалели - трое детей всю суровую сибирскую зиму проходили в демисезонных пальто. Старшая вообще целый год в одной и той же юбчонке прощеголяла. Работать взрослые Селивановы устроились завскладами. Мать - в совхозный продовольственный склад, отец - заведующим материальным складом. Такое привилегированное трудоустройство объяснилось просто: мать семейства доводилась родной сестрой тогдашнему директору совхоза.
Первое время семья жила скромно. И я, крепко подружившаяся с Леной Селивановой, пришедшей учиться в наш класс, никаких особых перемен в их жизни не наблюдала. Но совсем неожиданно жизнь семейства начала меняться в сторону улучшения материального благополучия невиданными темпами. В одночасье ушла в небытие неказистая обстановка, сменившись полированными гарнитурами, стены и полы украсились коврами, в сервантах переливался хрусталь, а подруга Лена стала одеваться в дефицитную модную одежду и обувь исключительно на городской толкучке. До областного центра было более двухсот километров, из них восемьдесят по не асфальтированному бездорожью, но это не мешало семье почти еженедельно отправляться в город, как сейчас говорят, на шопинг. Южные фрукты на городских рынках они закупали ящиками. На переменках Ленка втихушку ела мандарины, аккуратно складывая корочки в портфель, но ни разу никого не угостила. Она бы вообще перестала со всеми разговаривать, если бы не её хроническая неуспеваемость по всем предметам. В науках никто из детей Селивановых силён не был.
Казалось бы, что такие сказочные перемены в жизни семьи должны были заинтересовать соответствующие районные органы. У нас в селе такого шика никто себе позволить не мог. Но все районные правоохранительные начальники сделались друзьями Селивановых, и часто наведывались к ним в гости. Сейчас это называют коррупцией, тогда мы таких умных слов не знали, и в селе о Селивановых говорили просто - воры. Брат-директор покрывал все делишки родни.
Расплата за грех
Шло время. Создала свою семью старшая сестра подруги Лены. Свою совхозную квартиру она обставила с ещё большим шиком, чем родительская. Также прочно она обустроилась в трёхкомнатной, непонятно какими путями полученной квартире, уже в областном центре. Мы закончили школу. Ленка жила в городе у сестры и училась в ПТУ на швею. Хоть нечасто, но я бывала в их доме. В период тотальной пустоты на прилавках их городской образ жизни от совхозного ничем не отличался. Также еженедельно они выезжали на областную толкучку за нарядами и закупали фрукты по бешеным ценам на рынках.
Замуж Ленка вышла несчастливо за своего деревенского ухаживателя Костю. Ещё в наше школьное время в селе поговаривали, что Костя вспыльчив, несдержан на язык и драчлив. На их не очень весёлой свадьбе я была свидетельницей. Через год Ленка родила дочку Юлечку. Костя часто пил, распускал руки, однажды Ленка даже попала в больницу. Ни о каком разводе и слышать не хотела, родила вторую дочку. Ленкиного мужа уволили из совхоза за пьянку. Дядя директор помог Ленке устроиться в пригородном селе. Ей дали хорошую квартиру с условием, что десять лет отработает дояркой. И стала Ленка тянуть семейный воз в одиночку. От мужа, прыгающего с одной работы на другую, особого толку не было.
Женился младший Ленкин брат, и тоже несчастливо, жена пила. Развёлся, но успел и сам пристраститься к горячительному напитку.
Мать семейства Селивановых принимала близко к сердцу неудачи в жизни детей. Из-за этого или по какой-то другой причине она тяжело заболела и умерла.
После смерти матери материальное благополучие семьи Селивановых закончилось. Какое-то время Ленкина сестра пыталась держаться на прежнем уровне, заставив мужа экспедитора подделывать накладные. Но кончилось всё его судимостью и долгим возмещением ущерба государству. Куда-то делись родительские накопления, младший брат преждевременно скончался, и Ленка забрала старика отца к себе.
Она замкнулась и очень неохотно общалась с нами, детскими подругами. Жила она по-прежнему тяжело: трудилась, много работала, ухаживая за личным подворьем, и безропотно терпела выходки своего супруга. Мы жалели Ленку и давно простили её заносчивость в период их семейного нуворишества. Дебошира Костю мы старались «держать в тонусе», ежемесячно проводя ему промывание мозгов. Костя с нами во всём соглашался и ни в чём нам не перечил. Кто знает, чем бы кончила свою жизнь Ленка, уже дважды перенёсшая сотрясение головного мозга после мужниных побоев, если бы не мы, бросающие свои семьи и регулярно наезжавшие к ним в пригород.
Подросли Ленкины дочки, вышли замуж и уехали на Север, подальше от докучливого папани. Ленка похоронила отца и совсем затосковала. Она всё так же трудилась и дома, и на работе. А Костя, как всегда, переживал очередные «производственные трудности». Он потерял зубы и почти совсем оплешивел, подкачавшее здоровье уже не давало ему никаких шансов продолжать прежнюю разгульную жизнь. Я ему однажды сказала:
- Смотри, случится что с тобою, кому ты нужен будешь? Ленку ты уже достал своими выходками. Она тебя бросит за всё хорошее, что ты ей принёс.
Костя понял намек и присмирел. Ленка надивиться не могла на перемены в личной жизни. Их дочки взяли на Севере квартиры в ипотеку, родили внуков. И Ленка с Костей сдали квартирантам своё жильё и переехали к детям, поселились в балке-вагончике, устроились на работу.
- Помогаем девчонкам материально и с внуками возимся, - позвонила мне подруга. - А знаешь, ты была права, когда говорила, что чужой кусок тело ест. Вот мне уже на седьмой десяток повернуло, а я как будто и не жила вовсе. Будто с той советской барахолки, где мамой наворованных денег не считала, шагнула прямо сюда. Отрабатываю теперь за всё.
- Лен, да ты давно уже всё отработала своей тяжёлой жизнью. Сколько ты в ней потрудилась, сколько от Кости своего вынесла.
- Не всё, наверно, ещё вынесла, - тихо ответила она. И у меня защемило сердце: «Что там у неё опять не так?»
Екатерина Подгурская
Газета «Пенсионерочка», №2, 2015 год