Два года пыток и насилия

Своё повествование начну  словами из песни:

…Шумел сурово брянский лес,

Спускались синие туманы.

И сосны слышали окрест,

Как шли с победой партизаны.

В брянских краях (деревня Подлесные Новосёлки Севского района) жила наша семья. Я родилась 3 июля 1941 года. Моего 31-летнего папу, Андрея Илларионовича Григорова, и ещё пятерых мужчин отправили на фронт 28 июня.  

Мама, Федосья Ивановна Григорова, осталась с тремя малыми детьми на руках: Надей семи лет, Аней четырех лет и двухгодовалым  Мишей.  Из её рассказа я и знаю о событиях того времени.

Все мужчины, которых ещё не взяли на фронт,  в июле ушли в лес – в партизаны. В августе деревню заняли немцы. Их было много. Они бесцеремонно вселялись в дома жителей. Вселились и в нашу хату. Маму заставили готовить для них еду. Она целыми днями стояла у печки.

Немцы первым делом забирали у жителей продукты, хлеб и домашнюю скотину. Выгребали всё подчистую. Некоторые пытались спрятать кое-какие  продукты: обёртывали их тряпками  и закапывали в навоз. Но немцы добирались и до навозных куч, разгребая их штыками.

В течение двух лет, что находилась деревня в оккупации, немцы изматывали жителей пытками и насилием. Не щадили ни старых, ни малых. Партизаны неоднократно пытались выдворить захватчиков, но силы были неравные.  

После каждого сражения с партизанами немцы ожесточались ещё сильнее и придумывали новые, более изощрённые издевательства над населением. Однажды пригнали  женщин с грудными детьми, в их числе была и наша мама (она взяла с собой нас всех – четверых), к воротам конюшни и устроили   стрельбу поверх их голов. Угрожали расстрелять, если не скажут, где прячутся партизаны. Изрядно поиздевавшись, отпускали.  Женщины, прижимая младенцев к груди, бежали не оглядываясь. 

Немцы не могли смириться с тем, что партизаны постоянно наносят им урон, не сдают деревню, и продолжали бесчинствовать – опустошать и жечь дома, издеваться над людьми.  И однажды решили  уничтожить всех мальчиков-подростков. Согнали их в окоп, выстроили в ряд  и… И принялись отрезать  у них уши, ломать пальцы, выкалывать глаза.   

Мальчики кричали и стонали  от боли, матери рыдали от ужаса и страха. А потом изверги дали пулемётную очередь по беспомощным подросткам. Матери кидались в окоп, пытаясь вытащить оттуда своих детей.  Но немцы грубо оттаскивали их в сторону. Вот так, истекая кровью, погибали подростки на глазах  у своих матерей. После этого страшного случая женщины стали одевать своих малолетних сыновей в платья, а их головы повязывать платочками.

…Горели дома, постройки. Сгорела и наша хата.  Старики, женщины с детьми переселялись в погреба (картофельные ямы) – по нескольку семей в один. Некоторые неохотно пускали в свои убежища женщин с грудными детьми (но всё же пускали). Причина тому была: немцы, услышав доносящийся из погреба плач, тут же давали в лаз пулемётную очередь. И живых там не оставалось. Но как быть с орущими младенцами? У всех  кормящих матерей от голода и страха молоко пропало.  Чтобы заглушить мой плач, рассказывала мама, она смачивала слюной тряпочку и совала в мой  рот или закрывала мне лицо подушкой.

…Но вот в конце лета 1943 года партизаны при помощи действующей армии освободили деревню. Три дня шёл ожесточённый бой. Немцы отступили. Отступая, забрали всё, даже некоторых женщин с собой увезли, а на месте деревни оставили пепелище.

Оставшиеся в живых люди  стали строить землянки – кто на месте воронки, кто в погребе. Партизаны, возвращаясь в лес, оставили двух лошадей. На них жители деревни стали пахать поля, изрытые снарядами и истоптанные врагом. На бывших пашнях взрывались мины, снаряды, и снова гибли люди.

В деревню стали доходить письма, похоронки. От нашего папы вестей не было. Мама написала ему письмо. Но по какому адресу отправила, не знаю. Знаю лишь,  что она сообщала ему о моём рождении.  Мама верила, что папа обязательно получит это письмо, прочтёт и напишет ответное.  И обязательно вернётся домой.

Судьбу того письма, как судьбы других подобных писем того времени,  отразила в своём стихотворении «Письмо» наша вельская поэтесса Галина Александровна Гладкова из клуба «Ветеран». Приведу несколько строк:

Письмо тряслось в полуторке военной,

Минуя взрывы, сполохи огня.

Линованный листок обыкновенный, 

Вещал он о рождении меня.

И вот оно настигло адресата…

Но не сияло встречь ему лицо…

На грудь погибшего солдата 

Легло устало, горько письмецо.

Папа не вернулся с войны. Вместо него пришло извещение – пропал без вести. Мама долго не могла поверить. Она говорила нам: «А может, в плену?  Может, в госпитале? Уж сколько лет после войны прошло, а мужья других женщин возвращаются. И ваш батька придёт. Придёт! Он знает, что вас четверо».

Много раз, оставляя нас на старшую сестру Надю, мама уходила за десятки километров  к гадалкам – узнать, жив ли папа.  Однажды летом,  вернувшись от очередной гадалки, сказала, что этой ночью обязательно узнает правду о нашем отце. Гадалка сказала: «Выйди в полночь на улицу и прислушайся. Если  услышишь  шаги – муж вернётся. Если доски загремят – погиб».

В ту полночь загремели доски.  И наша надежда рухнула…

Один момент из своего детства очень отчётливо помню. Сидим мы с мамой на пороге землянки. Она плачет и поёт: «Как бы мне, рябине, к дубу перебраться…». Эти слова я хорошо запомнила.  А потом и всю песню. Мама пела её всегда. Я знала: сейчас мы с мамой сядем рядом и будем плакать и петь.  

Старших сестёр и брата я рядом  никогда в то время не видела. Днём они добывали еду. Весной искали на поле мороженую картошку. (Из этой картошки мама пекла лепёшки с лебедой и мякиной.) Летом лопатами копали огороды. Позже, когда стали старше, работали с мамой в колхозе.

Шло время. Первая послевоенная осень. Помню, пришёл  к нам незнакомый высокий, худой мужчина и стал убеждать маму, что детям надо учиться. Но как учиться, если одеться не во что? Этот мужчина принёс Наде  большие галоши, мужской пиджак. В этом она и ходила в школу в другую деревню. Зимой намотает на ноги портянки из тряпок, обвяжет верёвками  и бежит на уроки. После шестого класса Надя уехала в Москву – в няньки. Там окончила седьмой класс,  выучилась на штукатура-маляра.

Аня, окончив шесть классов, работала в колхозе.  Потом и Миша  стал хлеб зарабатывать: после шестого класса летом пошёл в подпаски. Брат окончил семь классов, отслужил в армии и уехал в Казахстан. Аня к тому времени уже жила в Сибири. 

С мамой осталась только я. Мама настаивала, чтобы я после седьмого класса тоже стала колхозницей. А мне хотелось учиться. Двоюродный брат уговорил  маму отпустить меня в среднюю школу. Школа находилась в рабочем посёлке – в 12 километрах от нашей деревни. Двенадцать километров туда и обратно лесом, в бурочках. Пока бежишь, ноги насквозь промочишь и сидишь на уроках с мокрыми ногами. Вечером мама бурочки в печь положит, но они не высохнут, а только распарятся. 

У меня заболели ноги,  и следующий год учёбы я пропустила. Ходила на костылях. Мама уговаривает меня бросить учёбу. Я не соглашаюсь и осенью  снова иду в школу.

 В нашем классе собрались одиннадцать человек, все из разных деревень. Зимой мы жили на квартирах. Хозяева экономили керосин и не разрешали зажигать лампу, поэтому уроки мы делали в школе. Здесь жили наши учителя. С каким бы вопросом мы к ним ни обратились - всегда помогали.

Я успешно окончила среднюю школу.  Мне советовали поступать в педагогический институт на математический факультет. В институт, конечно, хорошо, но у меня никакой приличной одежды не было. И  поехала я в город Сураж – поступила в педучилище.  Опять жила на квартире. Хозяйка оказалась доброй – заботилась обо мне, как о своей дочери. Перешивала  мои старенькие платья на сарафаны. А её старший сын  Израиль пошёл со мной в ателье и заказал для меня демисезонное пальто. А на память сфотографировал меня со своей доченькой Олей. Этим я хочу сказать,  что в жизни моей встречалось больше добрых людей, чем злых. Его жена, преподаватель иностранного языка, помогла  мне с оформлением паспорта.

Получив диплом учителя начальных классов, я приехала на работу в свою деревню. Здесь  и замуж вышла. Решили мы с мужем вырваться из нищеты – уехать. Но муж сказал: «Ни к вашим родственникам, ни к нашим». 

Уехали на Север. И здесь, в Вельске, начали самостоятельно подниматься на ноги. Муж работал на вельской лесобазе,  я – в детском саду (сначала воспитателем, потом заведующей, опять воспитателем-методистом). Вырастили двоих детей. Они получили  высшее образование в Москве.

…Да, трудно пришлось нам, детям войны, идти по жизни без отцов. Но мы научились ценить жизнь, преодолевать  все невзгоды и трудности. Мы не скопили капитал, но жили и живём скромно и достойно.

Закончить своё длинное повествование хочу строками из того же стихотворения Г.А. Гладковой «Письмо»:

…С тех пор минули многие года – 

Живет заветный треугольник с нами.

Отец с Победой не пришёл тогда. 

Его письмо принёс однополчанин маме.

Как хочется найти мне могилу отца! Но как? Я знаю об отце только вот это: 

в/ч  п/п 14412; тяж. ранен 28 окт. 1943 г. 

Капитан Луняк.  

Нач. 1 части кап. Тимошенко.

Буду благодарна, если это письмо поможет в поиске могилы нашего папы. 

Его фото у нас никогда не было.

Нина Андреевна Гришина, 165150, Архангельская область, г. Вельск

Газета "Пенсионерская правда", 9-2016