Может быть, «попьем кофе» спасло мне жизнь...

Гостья из Луганска – так представляли на концертах в Северодвинске Стеллу Зубкову, исполнителя бардовских песен и романсов. У нее два инструмента – голос и гитара. Но по сути и темпераменту Стелла – человек-оркестр. Окончила исторический факультет Луганского пединститута, руководила клубами авторской песни, работала в лектории филармонии и диджеем на радио, была продюсером молодежного театра, занималась благотворительностью. Выступает с концертами, ездит на фестивали, выпускает диски.

В Северодвинск, город, где она родилась, Стелла приехала навестить маму, которую вывезла из охваченного боями Луганска, а заодно дать концерт. Когда говорят пушки, музы все-таки не молчат. Поэтому накануне Международного дня музыки, который отмечается 1 октября, и у нас речь шла не только о войне.

- Сейчас живется хорошо. Вначале переживала, что не как у всех. Мой папа до трех моих месяцев думал, что я Оксана, потому что, когда мне давали имя, он был на подводной лодке в автономном походе. А мама с моим старшим братом как раз читали сказку «Волшебник Изумрудного города», там была добрая волшебница Стелла. Поэтому я сейчас шучу: «Спасибо, что не Бастинда!».

- Мой отец, Валентин Алексеевич Зубков, - капитан первого ранга, кавалер двух орденов Боевого Красного Знамени. Он окончил школу в Шепетовке, военно-морское училище в Ленинграде. Начинал служить в Севастополе на эсминце «Безупречный». А в 59-м году его перевели в Северодвинск, он был командиром БЧ-5 на атомных лодках. Служил здесь до 1968 года. Потом был военпредом в Ворошиловграде (теперь Луганске) на аккумуляторном заводе. К сожалению, его рано не стало...

С мамой они учились в одной школе. Папа в маму влюбился еще в восьмом классе. Потом из Ленинграда писал ей каждый день по три письма, чтобы у нее не было праздного времяпрепровождения. Она отвечала ему.

- Да. Но уехала в два с половиной года. И впервые вернулась в Северодвинск пять лет назад. Захотела сама увидеть родину и сыну показать. У меня здесь сестра, брат, у них семьи, дети.

- Папа очень хорошо пел. У него был лирический тенор. Когда он учился в Ленинграде, участвовал в конкурсах самодеятельности. Его приглашали в консерваторию перейти. Но он был человеком слова: раз вы-брал военную профессию, то был ей верен.

У нас дома много записей было. Как выяснилось, песни, под которые я засыпала и которые считала колыбельными, были песнями Новеллы Матвеевой, Булата Окуджавы, Юрия Визбора, Александра Городницкого. «Атланты» Городницкого - это первая песня, которую я научилась играть на гитаре.

Класса с пятого папа начал водить меня на бардовские концерты. К нам в Ворошиловград часто приезжали барды, у нас был очень сильный клуб самодеятельной песни. Практически всех, с кем я сейчас общаюсь на профессиональной сцене, видела еще будучи ребенком. Однажды я случайно забежала в подвал за своей собакой. А там сидят люди с гитарами! Вот так и попала, еще десятиклассницей, в клуб авторской песни.

А вообще, я пою сколько себя помню. Рассказывали, в детстве во дворе качалась на качелях и пела всякие песни типа революционной «Ты лети с дороги, птица, зверь, с дороги уходи». Соседи выглядывали, просили забрать меня с улицы, потому что невозможно детей уложить спать.

- Востребована. Как сказал Окуджава, раньше поток был уже и глубже, сейчас шире и мельче.

- На моем выступлении в Архангельске были ребята из клуба самодеятельной песни. Я спросила: «Какие песни вы поете?» Они хором: «Цоя!» Я часто использую такой прием: сначала даешь ребенку то, что он хочет, а потом, в процессе занятий, знакомишь с нашим жанром. По героике, по настроению Цоя вполне можно подобрать что-то из нашего репертуара. В конце концов ребята, взрослея, понимают, что культура авторской песни – она более глубокая, более интересная.

- Я вообще люблю эту тему – патриотическую. Когда начинала свой путь в авторской песне, это была самая востребованная тема. На любом фестивале ты должен был спеть две песни, одна из них патриотическая. Это было естественно.

Сейчас задумываюсь: я ведь родилась через двадцать лет после Великой Отечественной войны. Родилась в развитой стране, крепко стоящей на ногах, – такой она стала после разрухи. Украине сейчас тоже двадцать лет. А она из развитой страны превратилась фактически в развалину.

И моему сыну двадцать. Он не бегает с синими ленточками, не рисует свастику. Но он, студент киевского университета, очень быстро поверил в то, что Россия может быть врагом, - вот что меня в ужас ввергло. Когда я сказала ему, что бомбят Луганск, он спросил: «Неужели ты думаешь, что это украинская армия?» Я говорю: «А какая?» - «Русская».

Мы постоянно ездили с ним и в Санкт-Петербург, и в Москву, и в Северодвинск, и в Крым. Он бывал в Краснодоне на месте гибели молодогвардейцев, на Саур-Могиле, которую сейчас расстреливали украинские войска. То есть вроде бы воспитание было правильным... Поэтому я и сказала на концерте, что надо с этим поколением держать ухо востро. Надо зондировать, что думают молодые. Они молчат. Нам кажется, что они с нами согласны. А они молчат, потому что не хотят вступать с нами в прения, вероятно.

- Сказались, конечно. Доходит до оскорблений. В «Фейсбуке» можно гадостей наговорить очень легко. Один наш товарищ написал, что ему стыдно находиться со мной на одной странице, публично удалил меня из друзей. Но потом мы встретились на фестивале. На второй день обнялись, поплакали, он сказал, что готов передо мной публично извиниться там же, в «Фейсбуке». Я ответила, что это уже лишнее. Достаточно было глянуть ему в глаза. Это же очень сложно – ни с того ни сего порвать с человеком, с которым ты тридцать лет знаком...

- Знаете, что самое неприятное? То, что население реально разделилось на две части. Те, кому было что терять, заняли позицию официальной Украины. В противовес тем, кому нечего терять, у кого, кроме квартиры и работы, фактически ничего нет. Многие здравомыслящие люди, которые раньше поддерживали федерализацию, когда узнали, что предполагается национализация, испугались. Хотя никто не собирался отбирать частную собственность – речь шла о награбленном, нажитом нечестно... У меня возникла мысль, что если бы во время Великой Отечественной войны наше общество было расслоено, неоднородно, то мы проиграли бы ту войну.

- Очень тяжело. Она не собиралась уезжать. Она двадцать лет никуда не выезжала. Первый авианалет был 2 июня, в середине дня. Я пошла за клубникой, должна была идти через сквер, где в то время играли дети. Меня подруга задержала, сказала: «Зайди, кофе попьем». И вот это «попьем кофе», может быть, спасло мне жизнь.

Сквер был разворочен. Там погиб учитель моего сына, мой друг – историк Александр Гизай. Это человек, который много занимался поисковой работой. Вместе с ребятами находил захоронения советских солдат, они около тысячи останков подняли, двумстам людям вернули имена. Он выходил из машины – и его снарядом в голову убило. Другие погибшие - женщины, которые просто проходили мимо...

И вот после этого авианалета стало понятно, что следующий объект – это здание службы безопасности Украины. А мой дом находится в ста пятидесяти метрах от СБУ и в трехстах метрах от областной администрации, то есть на линии огня. И я сказала: «Мама, собирай вещи, потому что надо куда-то уезжать. Хотя бы на время».

Билетов не было вообще. Люди на вокзале ночевали. Ехали в любом направлении, куда удавалось достать билеты. Я купила через Интернет: успела взять в дополнительный вагон до Москвы. А уже друзья-барды из Москвы купили билеты до Северодвинска.

Спасибо маминой сестре Эмме, позвавшей нас сюда. Когда мои папа и мама жили в Северодвинске, она приехала к ним в гости, вышла тут замуж и осталась. А теперь, будучи человеком немолодым (ей 75 лет), рискнула взять на себя ответственность за старшую сестру. 

- Она хочет взять гражданство России. Только я ей объясняю, что за три дня это не получится... Маминой сестре пришлось взвалить на себя дополнительные коммунальные расходы, ей пока это не компенсируют. Задача – оформить маме пенсию. Мы благодарны за помощь Красному Кресту: разовое пособие, компенсацию за медицинские расходы. Маму бесплатно принимают в поликлинике. Ей 80 лет, у нее щитовидка больная...

А еще к маме пришли из Беломорской военно-морской базы, принесли свой паек – два ящика таких, что в ноги ребятам кланяться хотелось. (В благодарность Стелла выступила перед военными моряками с концертом. – Е.Н.)

- Друзья. Говорят, нет худа без добра. За эти три месяца я увидела столько добрых людей, сколько не встречала за последние 48 лет своей жизни. А еще держат перспективы. Должны быть цели. Если ты не видишь впереди цели, то руки опускаются, депрессия накрывает капитально... Сейчас ненадолго поеду в Польшу с концертами. Что потом – пока не представляю.

- Вернуться в Луганск. Не знаю, как это будет и когда. Потому что страшно, чисто физически. Страшно расслабиться, начать жить и однажды проснуться в руинах.

Последний год перед войной я работала в экспериментальном детском доме для детей с нарушениями психического развития. Обучала их на гитаре играть. С началом боевых действий детей увезли в Одессу, и, что сейчас с ними, я не знаю. Если их вернут в Луганск, постараюсь продолжить эту работу.

Беседовала Елена НИКОЛИХИНА